Любопытно тут же отметить одно церковно-богословское
разногласие, которое дало себя знать уже в конце ХV-го века и
которое позже оказалось основой двух типов религиозно-философской
мысли. Я имею в виду спор о церковных имуществах - о допустимости
иди недопустимости их с христианской точки зрения. Иосиф Волоцкий
защищал церковные имущества во имя социальных задач Церкви (1), - и это было очень
существенно связано с тем принципиальным сближением церковного и
государственного бытия, которое мы только что видели в учении о
царской власти. Как царь служит делу Церкви, так и Церковь служит
государству, не отделяя себя от него. Противоположную точку зрения
развивали так называемые "заволожские старцы", и, прежде всего, их
глава, Нил Сорский, побывавший на Афоне, приобщившийся новой
богословски-мистической традиции на Афоне (к так называемым
"исихастам") (2). В то же время Нил Сорский прямо примыкает и к
той традиция, которая связана с преп. Сергием Радонежским. Надо,
впрочем, сказать, что от Сергия Радонежского есть линия и к Иосифу
Волоцкому (через св. Пафнутия), но, конечно, в воззрениях
"заволожских старцев" нашло свое выражение самое главное в
воззрениях преп. Сергия (3). Задача Церкви в отношении к
государству мыслилась в смысле молитвенной заботы о государстве,
но по церковному сознанию никак не должно слишком сближать эти два
вида бытия, не должно забывать о мистической природе Церкви. Здесь
решительно преодолевается тот соблазн, который все время нависал
над основным теократическим умонастроением, живущим в Церкви.
Конечно, направление и преп. Сергия, и Нила Сорского совершенно
противоположно учению патр. Никона о том, что Церковь должна в
плане истории господствовать над государством. Церковь выше
государства, но не в плане истории, а в плане мистическом. Это не
было "отрешенным" пониманием христианства, при котором выпадают из
религиозного сознания тема истории. Часто говорят об этом
направлении (4), что "преимущественное внимание на духовно-
созерцательной жизни было связано с некоторым забвением о мире",
но это - односторонняя и потому неверная характеристика этого
духовного течения, которое вовсе не отрывало монашеского от
внемонашеского жития. Суть этого течения - в блюдении чистоты
мистической жизни, не из презрения к миру, а во имя различия
Церкви и мира: Церкви предстоит еще преображение мира, но в
отношении к непреображенному миру необходимо монахам воздержание
от суеты мира. Недаром это направление носит название
"нестяжателей". Нил Сорский уже стоял перед опасностью обмирщения
Церкви - и потому решительно высказывался за то, что монастырям не
следует иметь имуществ, заниматься сельским хозяйством и т. п. Все
направление, идущее от Нила Сорского (точнее, даже преп. Сергия)
через Паисия Величковского к Оптиной
Пустыни, свободно от той церковно-государственной идеологии,
которую мы характеризовали выше. Это два разных духовных стиля,
два разных понимания теократического принципа христианства (хотя
они оба сходятся в отвержении того понимания теократии, которое
развилось в католичестве).
9. Любопытно отметить, в связи с течением Нила Сорского,
первые ростки так называемого "естественного права", которое
стало особенно развиваться в России во второй половины XVIII-го
века и перешло потом в Х1Х-ый век. Виппер (5) считает, что идея
"естественных прав", которая часто встречается в XVI-ом веке у
русских публицистов и церковных деятелей того времени, "взята из
римской юридической сокровищницы". Возможно, что Виппер прав,
однако, с неменьшим основанием, можно возводить первые ростки идей
"естественных" (каждому человеку от рождения присущих) прав к
христианскому мировоззрению. Во всяком случае, в русской
литературе XVI-го века настойчиво проводится мысль о свободе,
дарованной Богом воем людям. Князь Курбский, талантливый публицист
XVI-го века, в своей полемике с Иоанном IV, обвиняет его между
прочим в том, что он "затворил русскую землю, сиречь свободное
естество человеческое, аки в адовой твердыне". Близкие мысли
находим мы и у одного из первых русских "вольнодумцев", Матвея
Башкина (XVI в.), который с чрезвычайной силой восстает против
рабства (писано еще до закрепления крестьян). Башкин все цело
ссылается на заветы Евангелия: "Христос всех братией называет, а у
нас кабалы" (т. е. держим рабов). Публицист того времени,
Пересветов (6), защищающий политический деспотизм в интересах
социальной правды, пишет: "Бог человека со творил самовластным и
самому себе повелел быть владыкой, а не рабом". Отметим, впрочем,
что Пересветов немало лет провел в иностранных государствах
(Польша, Венгрия, Чехия), где мог усваивать чужие идеи, но его
оригинальная политическая идеология соединяется с очень острой
защитой народных прав.
(...)
... Раскол, отделивший от церкви те
слои, которые стояли за "старину", имел то благодетельное
действие, что он разбил церковную мечту о "священном царстве".
Этим он освободил в Церкви ее творческие силы, плененные церковно-
политической темой; с другой стороны, и государственная власть
слишком явно развивалась в сторону "секуляризации". С горечью и
болью, но трезво отдавая себе в этом отчет, церковное сознание
выходит на новый путь, - впрочем, давно уже указанный Нилом
Сорским и "нестяжателями". Церковное сознание уходит внутрь себя,
обращается к чисто-церковным темам, ищет "чистоты" церковной мысли
и жизни; одни ищут этого в церковной мысли прошлого, другие
пробуют найти новые пути, но обоих случаях уже веет дух свободы.
Растет и богословское просвещение, - в 1685-ом году в Москве
основывается "эллино-греческое училище", которое в 1700-ом году
преобразуется в "Славяно-латинскую академию", получившую в 1775-ом
году название "Славяно-греко-латинской академии".
Этот рост церковного сознания ведет постепенно к тому, что в
его ведрах открывается простор для философской мысли, исходящей из
христианских принципов, но свободной в своем творчестве, в искании
истины. Этот процесс достигает своего высшего выражения в
философских произведениях Г. С. Сковороды, в лице которого впервые
заявляет о се6е свободная христианская философия. Это есть
секуляризация внутри церковного сознания, идущая без разрыва с
Церковью.
С другой стороны, этот же процесс, как было указано выше, идет
и вне Церкви и независимо от нее, иногда даже и в сознательном
противоставлении себя церковному сознанию: рождается световая
культура, открывающая простор для "мирских" интересов и
развлечений. Перед нами два различных потока творчества, два стиля
и в путях мысли. Так, уже в XVIII-ом веке с полной силой выявляют
себя два основных течения культуры в России, доныне развивающиеся
в роковой отдельности друг от друга.
(...)
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) Флоровский (Пути русского богословия, Стр. 18) справедливо замечает,
что Иосиф "рассматривал и переживал самую монашескую жизнь, как
некое социальное тягло, как особого рода религиозно-земскую
службу", что его идеал, это - "своего рода хождение в народ" (в
чем он предваряет, так называемое "народничество" ХIХ-го века).
(2) См. о Ниле Сорском незаконченное исследование
Архангельского, а также книгу Г. П. Федотова "Святые древней Руси".
(3) О. С. Булгаков именно об этом говорит, что "эпоха,
следующая за веком преп. Сергия, может быть названа "Сергиевской
эпохой в истории русского духа и творчества" (Статья "Благодатные
заветы преп. Сергия русскому богословствованию". Журнал "Путь", №
5 (1926 г.)).
(4) Флоровский. Ор. cit., стр. 21.
(5) Виппер. "Иоанн Грозный". Стр. 19.
(6) См. о нем статью Кизеветтера в сборнике статей в честь П. Б. Струве.