Слова. Духовное пробуждение. Паисий Святогорец

-Да. Один написал что-то хульное о Божией Матери, и все молчали. Говорю одному: "Не видишь, что пишет такой-то?" - "Э, - говорит, - что с ним сделаешь? Замараешься, если свяжешься с ними". Боятся говорить.
- А чего он испугался, Геронда?
- Боится, чтобы про него ничего не написали, чтобы не выставили его перед всеми, и терпит хулу на Божию Матерь! Давайте не будем ждать, пока кто-то другой вытащит змею из дыры, чтобы мы оставались в покое. Это недостаток любви. Потом человеком начинает двигать расчет. Потому и распространен сейчас такой дух: "Давайте с таким-то будем в [хороших] отношениях, чтобы он нас хвалил. А с тем-то давайте дружить, чтобы он нас не опозорил, чтобы нас не считали дурачками, чтобы нам не пасть жертвами!" А кто-то молчит от безразличия: "Помолчу, - думает,- чтобы про меня в газетах не написали". То есть большинство абсолютно безразлично. Сейчас еще что-то маленько начало меняться, а ведь столько времени никто ничего не писал. Давно [много] лет назад, я накричал на
одного [человека] на Святой Горе. "Патриотизма у тебя больно много", - сказал он мне тогда. А недавно он приехал, нашел меня и начал: "Все разложили: семью, воспитание..." Вот когда пришла моя очередь ответить ему его же словами. "Патриотизма, -говорю,- у тебя больно
много!"
Все это положение дел привело к чему-то плохому и к чему-то хорошему. Плохо то, что даже люди, что-то имевшие внутри себя, стали становиться равнодушными и говорить: "Разве я смогу изменить ситуацию?" А хорошее то, что многие начали задумываться и меняться. Некоторые приезжают, находят меня и стараются найти оправдание какому-то злу, которое они сделали раньше. Это потому, что они задумались.
- То есть, Геронда, мы должны всегда исповедовать свою веру?
- Необходимо рассуждение. Есть случаи, когда не нужно говорить вслух, и есть случаи, когда мы должны с дерзновением исповедовать нашу веру, потому что если мы промолчим, то понесем ответственность. В эти трудные годы каждый из нас должен делать то, что возможно по-человечески, а то, что по-человечески невозможно, оставлять на волю Божию. Так наша совесть будет спокойна, потому что мы делали то, что могли. Если мы не противостанем, то поднимутся из могил наши предки. Они столько выстрадали за Отечество, а что делаем для него мы? С Православной Элладой, ее Преданием, ее святынями и ее героями воюют сами греки, а мы молчим! Это же страшно! Я сказал одному: "Почему вы молчите? Куда годится то, что творит такой-то?" Он отвечает: "А что говорить? Он же весь провонял". - "Если он весь провонял, то почему вы молчите? Всыпьте ему!" Ничего подобного, его оставляют в покое! Одному политику я устроил выволочку. "Скажи, - говорю, - "Я с этим не согласен"! Это будет по-честному! Ты что же хочешь, чтобы было удобно тебе, а все остальное пусть разоряют?"
Если христиане не станут исповедниками, ни противостанут злу, то [разорители] обнаглеют еще больше. Если же христиане противостанут, то те еще подумают. Но и теперешние христиане не бойцы. Первые христиане были крепкие орешки: они изменили весь мирю И в византийскую эпоху - если у церкви забирали одну икону, то народ противоставал. Христос претерпел распятие, для того чтобы нам воскреснуть, а мы безразличны! Если Церковь молчит, чтобы не вступать в конфликт с государством, если митрополиты молчат, чтобы быть со всеми в хороших отношениях, потому что им помогают с гуманитарными учреждениями и т.п., если и святогорцы молчат, чтобы их не лишили экономической помощи8, тогда кто же будет говорить? Я сказал одному игумену: "Если вам заявят, что прекратят выплаты, тогда вы ответите, что со своей стороны прекратите странноприимство9, чтобы они почесали в затылках". Преподаватели богословия тоже сидят тише воды. "Мы, - говорят, - государственные служащие: лишимся зарплаты и как потом будем жить?" Монастыри, между прочим, еще и на пенсиях подловили. А почему я не хочу брать даже этой скромной пенсии ОГА10? Даже если монах застрахован у них по страховке ОГА, это все равно нечестно. Если он у них застрахован, как неимущий, - тогда да, это делает ему честь, но в ОГА его страховать к чему? Монах оставил больше пенсии, ушел из мира, пришел в монастырь - и опять ему платят пенсию! И до того дойдем, что ради пенсии предадим Христа!
- Геронда, а как быть, если к примеру, монахиня проработала столько-то лет учительницей и теперь имеет право на пенсию?
- Это еще куда ни шло. Но я тебе вот что скажу: если она и эту пенсию куда-нибудь отдаст, то Христос ей даст хорошую пенсию!
Я вижу, что нас ожидает, и поэтому мне больно ..далее